За Леонидом Ярмольником, отметившим не так давно 55-летний юбилей, закрепилась слава чрезвычайно везучего человека. Кино, театр, телевидение — всюду ему, кажется, благоволила фортуна и все получалось как бы само собой. Но ситуация «сказочно, как в кино», к сожалению, бывает только в кино. На самом деле Леонид Ярмольник — несомненно, человек, который сделал себя сам, часто отважно рискуя и полагаясь на собственный здоровый авантюризм.

Советские зрители заметили актера благодаря телевидению: в конце 1970-х годов в передаче «Вокруг смеха» он показал уморительно смешной номер «Цыпленок табака». Но по-настоящему ТВ вошло в жизнь Леонида Ярмольника, когда для него наступил период безработицы и безденежья. Тогда Влад Листьев предложил ему сделать собственный телепроект. А вот в кино Ярмольника поначалу вообще не брали. Когда же, наконец, стали приглашать, то исключительно на второстепенные отрицательные роли. Кстати, получались у актера негативные персонажи настолько убедительными, что из-за этого его долго не принимали в Союз кинематографистов — высокое начальство ассоциировало исполнителя с его героями. В сложные 1990-е годы, не дожидаясь предложений от режиссеров, Ярмольник сам стал продюсировать фильмы. И работами в картине Валерия Тодоровского «Мой сводный брат Франкенштейн», и в пока так и не законченной ленте Алексея Германа «Трудно быть Богом» таки доказал, что способен играть серьезные и глубокие роли. Люди, близко знающие актера, говорят о нем как о замечательном, верном, щедром и отзывчивом товарище. Рассказывают, что даже свою уютную дачу под Москвой он построил таким образом, чтобы удобно было собирать там друзей. С журналистами, однако, артист Ярмольник не так ласков. Многие репортеры даже стараются обходить его стороной, боясь нарваться на резкость и даже грубость. Поскольку корреспондент Галина Цымбал этих опасений не разделяет, то и ее диалог с актером сложился весьма искренне и вполне миролюбиво.

— Леонид Исаакович, детство и юность вы провели во Львове. Знаю, что были в те годы заядлым велосипедистом и учились игре на аккордеоне…
— Аккордеон я, кстати, после окончания музыкальной школы так ни разу в руки и не брал. Наверное, потому, что не научился играть на нем так, чтобы этим гордиться. Что касается велосипеда, то воспоминания об этом увлечении у меня в прямом смысле на лице. Кривизной своего носа я обязан именно падению с велосипеда. Но сегодня я чаще езжу на «Мерседесе», как бы это пошло ни прозвучало. Если занимаюсь спортом, то это либо погружение с аквалангом, либо горные лыжи, либо русский бильярд. У меня профессия такая, что не дает организму физически застаиваться даже без активных тренировок.

— После школы вы уехали в Москву, поступили в Щукинское театральное училище, где до сих пор рассказывают легенду о том, как вы чуть не вынудили своего наставника, великого артиста Владимира Этуша, оставить педагогику. Что это все-таки за история была?
— Мы тогда готовили выпускной спектакль «История одной любви» и постоянно конфликтовали на репетициях. Владимир Абрамович Этуш по характеру — очень деспотичный человек. Нужно было все делать только так, как он говорит, а мне хотелось еще и чего-то другого. Я, что называется, был трудным студентом, со своим мнением. И вот он, рассердившись на меня однажды, сломал стул в зале, остановил репетицию и отправился в кабинет ректора с ультиматумом: «Или я, или Ярмольник!» Естественно, вопрос так не стоял — кто был Владимир Этуш, и кто был я? В общем, Владимир Абрамович вспылил, затем остыл, и мы продолжили работу. Между прочим, спустя много лет мы вспоминали этот эпизод со смехом и даже с ностальгией. Возможно, в спорах и заключается суть любого творчества. Я много конфликтовал — и на съемочной площадке, и в театре, но это всегда был творческий спор, и это шло только на пользу делу. Вот я недавно долго снимался, считаю, у самого лучшего кинорежиссера нашей страны — Алексея Германа. И что же? Мы с ним постоянно ссорились и ругались, если что-то не получалось.

— Окончив училище, вы оказались в знаменитом на весь мир Театре на Таганке — это что, везение или предопределенность судьбы?
— Мне трудно об этом рассуждать. Тогда, в 1976 году, казалось, что это невероятное везение. Ведь в то время Таганка была безоговорочно лучшим театром страны. От этих спектаклей кровь не бурлила — она клокотала. Меня туда приняли сразу, в другие театры я даже не показывался. Но со временем, конечно, многое переосмысливается. Моя актерская судьба на Таганке так и не сложилась. Я там ничего дельного так и не сыграл. Но зато я приобрел невероятный опыт жизни. И мне кажется, что, несмотря ни на что, я не потерял время зря. Если бы я тогда попал в другой театр, например, сатиры или Вахтангова, куда меня тоже приглашали, возможно, моя театральная судьба сложилась бы ярче. Но тогда не было бы всего того, что пережито. В 1983 году я ушел из театра на Таганке, как бы потеряв для себя театральную судьбу. Однако, может, именно это и подарило мне самостоятельность, знаете, такое «одиночество в толпе». Я всегда один. И за свое дело привык отвечать сам. Последние десять лет моей работы в кино и на телевидении — прямое тому доказательство. Мне грех жаловаться, что что-то не получилось.

— Но выходило-то все не с бухты-барахты. Взять хотя бы кино. До 1979 года, когда вы снялись у Марка Захарова в фильме «Тот самый Мюнхгаузен» и у Владимира Фокина в «Сыщике», интересных предложений у вас не было. Да и в последующие несколько лет, пока вас не приметила Алла Сурикова, режиссеры использовали вас, можно сказать, однобоко, плоско, типажно…

— С Аллой Суриковой мы, что называется, родственные души. Это режиссер, с которым мы радуемся одним и тем же вещам, принимаем одни и те же ценности. Хотя могу честно сказать, ни в одну ее картину — ни в «Ищите женщину», ни в «Человек с бульвара Капуцинов», ни в «Две стрелы» — я не утверждался без проб. Всегда у меня были конкуренты, за исключением «Московских каникул».

— Ну, это естественно. Ведь там вы были и продюсером. Можно сказать, сам себе начальник.
— Да, там было изначально решено, что я буду играть главную роль. Согласитесь, что к тому времени я уже был состоявшимся артистом и не вызывал сомнений ни у Аллы, ни у автора сценария Эмиля Брагинского. А по поводу продюсера и начальника, так я им стал поневоле. В те годы, когда ни у кого не было денег, их надо было все же доставать хотя бы на тот фильм, в котором ты играешь. И так было практически со всеми остальными моими картинами в последние годы. Продюсированием я занимаюсь не профессионально, а, скорее, интуитивно. Себе доверяю больше, чем кому-либо другому. Но и за ошибки никого, кроме себя, не виню.

— На телевидении приходится работать иначе, чем в кино?
— Я вообще считаю, что телевидение не нужно нагружать мыслью и видеть в нем какое-то суперискусство. И с кино его нельзя ставить на одну планку. Телевидение – это, скорее, видеогазета. Посмотрел, скомкал и выбросил. Так что никаких высоких целей я своими телевизионными программами никогда не преследовал, а лишь стремился отвлечь и развлечь зрителя. Я вообще противник скуки и тусклости. И уныния. Не знаю, как у вас, а у нас в России телевидение больше запрограммировано на рассказ о недостатках и трагедиях. Думаю, что не нужно так уж акцентировать негативную информацию. Ведь в нашей несчастной стране есть много успешных и талантливых людей, на которых бы я и обращал внимание. Культ надо делать из счастья, а не из неудач. Пока же все наоборот. Телевидение гонит чернуху и прославляет подонков. В этом его, увы, поддерживают и другие масс-медиа. И мы все постепенно привыкаем к тому, что насилие и зло неистребимы. Наши чувства из-за этого притупляются, мы перестаем ценить те элементарные вещи, благодаря которым люди остаются людьми — верность в дружбе, любовь, заботу о близких.

— Один из ваших фильмов многозначительно называется «Перекресток»… И песня там есть про «перекресток семи дорог»…
— Я каждый день на перекрестке. Вот даже сейчас — во время интервью. Потому что вы задаете вопрос, а я как-то должен на него ответить. А искренний и прямой ответ — не всегда правильный. Но о выборе нужно помнить постоянно, даже решая простые, на первый взгляд, вопросы — что съесть, с кем быть, где переночевать, что делать.

Досье

Леонид Исаакович Ярмольник родился 22 января 1954 года в городе Гродеково Приморского края. Его мама Фаина Ярмольник — врач, а отец Исаак Ярмольник – офицер Советской Армии. Затем семья переехала на Украину, во Львов.

Литературой и театром Леонид увлекся в старших классах и даже поступил в театральную студию при Народном театре им. Ленинского комсомола. После школы поехал поступать в Ленинградский институт театра, музыки и кино, но провалился. Зато через год Ярмольник стал студентом знаменитой «Щуки» — Московского театрального училища им. Щукина. В студенческом общежитии он обзавелся множеством друзей, одним из самых близких был Александр Абдулов, студент ГИТИСа.

О кино Ярмольник мечтал с ранних лет, но его дебют на большом экране – в фильме «Ваши права» (1974) остался незамеченным широкой публикой.
В 1993 году он покорил телевидение – по приглашению Влада Листьева Ярмольник начал вести программу «L-клуб», а затем «Золотую лихорадку», «Отель» и «Гараж».
Леонид Ярмольник женат, его супруга Оксана – художник по театральным костюмам. У Леонида и Оксаны есть дочь Александра.

Сам о себе Леонид Ярмольник говорит без ложной скромности, в третьем лице: «Он умеет веселить публику и снимать хорошее кино, обожает своих друзей и души не чает в дочке. Он до самозабвения влюблен в бильярд и не прочь понырять с аквалангом. Он не любит говорить о политике. Он оптимист и твердо верит в свои силы. Но удивляется простым вещам». Взято с сайта Виктора Логинова.